Никогда не забудем…

Бег времени неумолим. Уходят от нас ветераны, жители блокадного Ленинграда, дети войны. Все меньше остается моих близких друзей, родившихся до войны и переживших всю ее жестокость. Простилось наше Калининское отделение общества ВОИ и со старейшим своим членом, жительницей блокадного Ленинграда Людмилой Михайловной Соколовой. Во время блокады мы с ней жили в одном районе.
Наши детские воспоминания о пережитом в годы военного лихолетья с годами уходят на второй план. Видимо, наша память старается нам сохранить радостные моменты жизни для того, чтобы мы думали о будущем. Однако память ежегодно оживает и достает из своих глубин напоминания о душевных ранах, нанесенных нам войной. Это 27 января, день снятия блокады Ленинграда, когда наш любимый город вновь обрел единение со всей Великой страной.

Родился я 25 августа 1939 года, в большой дружной семье. У меня было много родственников по линии отца и матери. Отец родом из Можайска, а родные моей мамы всегда все жили в Ленинграде. Мама работала на Кировском заводе в отделе ОТК сталей. Отец служил в Красной Армии в Ленинграде. Не успев прожить и трех месяцев моей маленькой жизни, как случилась в ноябре 1939 года первая война в моей биографии. И когда взрослые рассказывали о спокойной и сытой довоенной жизни, в это верилось с трудом. Потому что когда я начал помнить себя, уже снова была война – Великая Отечественная. Мы взрослели быстро в силу сложившихся условий. Наше детство было опалено войной. Мы взрослели в условиях голода и холода, под вой сирен, свист снарядов и разрывы бомб. Жили мы на Советском проспекте в доме № 59. Окна одной из комнат смотрели в сторону пересечения проспекта и улицы Салтыкова-Щедрина. Были хорошо видны здания противоположной стороны Советского проспекта. Первое яркое воспоминание – налет на город в сентябре 1941. Было еще тепло. Мы гуляли с тетей в скверике у углового деревянного двухэтажного дома (его потом разобрали на дрова в декабре 1941 года). Неожиданно завыла сирена. Все стали разбегаться. И вдруг совсем рядом вой, свист и страшный грохот. Тетя прижала меня к себе. Видимо, она сама не знала, как действовать в этой ситуации. Потом увидели, что на противоположной стороне проспекта горит здание. Черные клубы дыма взметнулись вверх, а пламя на фоне этого дыма казалось мне зловещим и страшным. По проспекту помчались пожарные машины, вокруг здания сновали люди в военной форме. Уже позже из рассказов моих родственников узнал, что мы с тетей оказались свидетелями налета фашистской авиации на госпиталь. А ведь на крыше здания был размещен Красный Крест согласно Женевской конвенции. Вот по нему-то фашисты и ударили. Как это напоминает современные события на Украине, где фашиствующие нацисты бьют по мирным жителям. Моя мать в первый же день войны была отправлена с заводом на Урал. Она еще собиралась возвратиться обратно на завод. Однако этому не суждено было случиться. Остался я один с тетей, сестрой моего отца и под присмотром родственников со стороны матери. Мамина двоюродная сестра тетя Лена Данилова-Супруненко работала в БДТ. Ее дочь Оля, пока было тепло, приходила к нам пешком с проспекта Римского-Корсакова (они жили в угловом доме по Вознесенскому проспекту.). Она сидела со мной, пока тетя Лёля была на работе. Часто ее оставляли ночевать у нас, что меня очень радовало. С наступлением холодов Оля перестала к нам приходить. Иногда меня навещала тетя Лена после утренней репетиции в театре. Кстати, у тети Лены были две закадычных подруги, с которыми она начала работать со дня основания театра после революции. Это Ольга Сергеевна Лаврова и Ирина Борисовна Кустодиева. Подруги зимой 1942 года эвакуировались с театром, а тетя Лена осталась в блокадном городе. Она стала работать в театре Балтийского флота, где прослужила все блокадные дни, выступая перед бойцами и матросами на передовой. Большой радостью для меня было, когда отец приходил нас навестить. За пазухой его полушубка всегда оказывалось какое-нибудь гостинце для всех нас. Это нас спасало и давало надежду. В начале марта тетя Лена пришла нас проводить на Финляндский вокзал. Нас вывозили на Большую землю через Ладожское озеро. Принесла теплые вещи. В самый последний момент пришел папа. На вокзале нас накормили, мне дали шоколадку. Это была великая радость. Помню, погрузили нас в кузов полуторки. Укрылись, чем могли, теплым. Было темно, холодно. Особенно ветер со снежной пылью пронизывал до самого тела. Дальнейший наш путь помню смутно: вагоны, частые остановки чуть ли ни на каждом полустанке, пересадки. Так мы оказались в Подлипках под Москвой у тети Веры. Отца моего должны были перевести на службу в Военно-Политическую Академию им. В.И. Ленина. Это случилось в мае 1942 года. Я так был рад встрече с отцом. Воспоминания о матери как-то стерлись из-за того, что начал помнить себя в тот момент, когда ее рядом не было. Отец долго ее разыскивал на дорогах войны. И только в конце 1944 года мы узнали, что она работает на восстановлении Каменского целлюлозно-бумажного комбината в Калининской области. Встретились мы с ней только в 1945 году, после Дня Победы. Это была радость для всех, настоящий праздник, заполнивший нас до краев. Мы смеялись, радовались, плакали от счастья. А нам же, детям, казалось: а вдруг этот праздник не насовсем. Ведь мы взрослели в военные дни. Нужно было привыкнуть к миру.
К сожалению, нам, пенсионерам, детям войны и блокады, больно осознавать, что гидра нацизма опять расползается по Европе. Самое страшное то, что она уже достигла границ России. Вновь льется кровь невинных мирных русских людей на Украине. Мы стоим перед угрозами нашей любимой Родине. Всем сердцем, всей душой мы хотим поддержать наших воинов, наших сыновей и внуков, защищающих нашу страну и народ от этой европейской чумы. Мы с пониманием относимся к специальной военной операции и поддерживаем нашего Главнокомандующего.

«Мы знаем, что ныне лежит на весах,
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.»
(Ахматова А.А., 23 февраля 1942 г.)

Сергей Мечиславский